Тема

Как наука разошлась с церковью

Оксана Куропаткина
Журнал/Архив/Номер 60/Как наука разошлась с церковью

 

Как наука разошлась с церковью

 Наука и церковь зачастую представляются как принципиально противоречащие друг другу институты. История их взаимоотношений показывает, что такой антагонизм возник далеко не сразу.

 

Научное знание стало приветствоваться церковью как минимум со II века, когда апологеты-ученые писали свои труды, доказывая образованным язычникам, что христианская община — это не сборище диких и невежественных людей. В сферу рационального изучения входит и Писание: в III веке Ориген издал «Гекзаплы», где впервые были приведены и сопоставлены различные библейские переводы. На почве общей исследовательской деятельности откладывались в сторону даже богословские противоречия христиан и иудаистов: так, в XI веке Гуго Сен-Викторский, настоятель одного из монастырей под Парижем, использовал труды раввина-комментатора Раши (1040– 1105 гг.) в своем толковании Библии. Многие монахи и священнослужители были образованными людьми, они не только изучали Писание, но и занимались естественными науками.

Несмотря на то что рациональное познание присутствовало давно, современная наука как институт с общим методом и правилами сложилась в XVII веке — во многом как результат Реформации. Это «дитя» религии, обретя свою четкую форму, довольно быстро заявило об автономии от «матери». Как это получилось?

Начнем с начала. Кальвин и Лютер относились очень критически к науке, которая претендует на то, что может ответить на вопросы, которые способна объяснить только вера. С другой стороны, считали они, если науки нет совсем, то это опять же заблуждение, которое отвратит здравомыслящих людей от истинной веры. Вера помогает нам достичь самого главного, то есть спасения, а наука идет за ней следом, помогая человеку выполнять свое предназначение. Основная задача ученого — это разъяснять две великие Книги откровения: Библию и Природу.

Что изменилось в отношении к последней Книге по сравнению со средневековым подходом? Природа из продолжения божественных энергий стала просто функциональным творением, которое дано человеку для того, чтобы он управлял им как мудрый правитель. Чтобы управлять чем-то, надо это хорошо знать. Мир нужно спокойно, беспристрастно, обстоятельно изучать, о нем нужно объективное знание. «Природа — это мастерская, а человек в ней работник» — эти слова вполне мог сказать не Базаров Тургенева, а убежденный протестант.

Если мир не сакрален, то любое соотношение его элементов, выстраивание их в какую-то иерархическую систему условно, поскольку у них нет раз и навсегда заданного места, нет «священной» иерархии. Поэтому любой авторитет, кроме Бога, условен и всегда может быть поставлен под сомнение. Абсолютен только Бог и Его Слово. От анти­иерархизма проистекает и относительная свобода творческого поиска, в том числе и научного. Если уж в познании Священного Писания у человека не может быть иного авторитета, кроме самого Писания, личной веры и откровения, которые христианин получает от Бога, то что говорить о более низменных и практических вещах?

Неудивительно, что многие деятели ранней Реформации были учеными или вдохновляли других на научное познание. Эти новые толкователи мира и передали в научную парадигму многие черты, характерные для раннего протестантизма.

Во-первых, это огромная страсть постичь истину. Истина явлена в Иисусе Христе — это то, в чем нет сомнений, но слишком много в Писании парадоксов, в том числе и в вопросах веры. Наша человеческая система представлений о Боге, о спасении, о том, как нужно трактовать Священное Писание, постоянно изменяется не потому, что изменчив Бог, а потому, что несовершенен разум. Именно поэтому каждому христианину необходимо размышлять с утра до вечера над Священным Писанием, думать об ускользающей и непостижимой истине. Того же происхождения и научный энтузиазм: ученый тоже страстно пытается постичь и объяснить истину, выстраивая свою объяснительную модель, но при этом понимает, что любая система уязвима для критики.

Со стремлением постичь истину и уточнить представление о ней связана традиция, которая была ярко представлена у английских пуритан XVI–XVII веков, — проведение диспутов. На общих собраниях, которые у пуритан назывались конференциями, они обменивались мнениями о Биб­лии и принципах ее толкования. Для пуритан было важно собраться, чтобы выслушать разные точки зрения и прийти к лучшему пониманию истины, чем было у каждого до собрания; за этим же собираются и научные конференции, которые взяли у пуритан и слово, и методологию.

Во-вторых, принципиальный эмпиризм: человек познает что-то и признает это истинным только тогда, когда может это проверить или испытать. В протестантизме на первом месте — личная вера, которая проистекает из опыта: человек должен лично пережить опыт богообщения и признать Христа своим личным Спасителем. Если нет этого опыта, то нет и христианина, нет и спасения души. Именно поэтому так резко осуждаются любые попытки предложить человеку, человеческому разуму или человеческой вере некие догмы, в которые нужно просто слепо верить. Как понять, что какие-то положения неверны, помимо внимательного изучения Библии? Проверить, связано ли то или иное положение со своим личным опытом общения с Богом. Если не связано, то оно по меньшей мере бесполезно, а чаще всего — опасно. Поэтому человеку необходимо сомневаться во всем, что ему предлагают другие люди. То же самое делает ученый — постоянно экспериментируя, он проверяет свои и чужие гипотезы.

В-третьих, это просветительская функция. Невежество, с точки зрения реформаторов, один из основных врагов спасения: как невежество религиозное, когда люди, не зная истинного Бога, верят басням, так и невежество разума, при котором человек живет предрассудками, а не трезвым умом. Любое незнание, в том числе интеллектуальное, крайне опасно. Рациональное познание в протестантизме, несмотря на то что оно занимает подчиненное место по отношению к вере и личному опыту отношений с Богом, тем не менее связано с внутренней аскезой, самосовершенствованием. Знание, стремление к познанию научной истины человека внутренне облагораживает, потому что знание упорядочивает ум, заставляет давать четкие определения и в целом помогает внести ясность. Та же позиция была и у людей науки, она же легла в основу идеологии Просвещения: чем больше люди знают, чем более рационально привыкают мыслить, чем больше избавляются от предрассудков, тем более гармоничными и уважаемыми личностями они становятся.

В-четвертых, это установка науки на служение людям. Научная деятельность, служащая практической пользе, воспринималась еще и как восстановление функции Адама. У первого человека сразу после сотворения была важная обязанность — давать имена животным. Соответственно, Адам в этот момент познавал мир. Научная деятельность — это то, что помогает мир познавать, помогает называть новые, неисследованные явления, тем самым выполняя то служение, которое было у человека до грехопадения. Образ ученого как того, кто «дает имя», кто представляет собой все человечество в его естественном предназначении — знать и понимать мир, присутствовал и в антиклерикальном Просвещении, и в советском культе науки.

А что же с первой Книгой — Писанием? Реформаторы заложили основы современной библейской критики. Так, Лютер, признавая Моисея автором Пятикнижия, полагал, что он мог пользоваться источниками, созданными другими авторами. Кальвин указывал, что книги, названные именами библейских персонажей, могут быть написаны кем-то другим. Радикально поменялся подход и к самому прочтению текста: Лютер отверг аллегорические толкования Писания, заявив, что основная задача читателя — сосредоточиться на прямом смысле текста. Чтобы его понять, необходимо представлять себе очень точно культурный контекст, в котором Библия создавалась. На изу­чение этого контекста были брошены серьезные интеллектуальные силы. Знаменитый философ и протестант Гуго Гроций в 1644 году издал первый комментарий к Ветхому Завету, где основное внимание было уделено истории и особенностям литературного творчества Древнего Израиля.

Необходимость перевода Библии на национальные языки поставила вопрос о достоверном оригинале. Какой из вариантов древних рукописей взять за основу? Лютеранский мистик Иоганн Бенгель в 1734 году выпустил первое критическое издание текста Нового Завета; в течение всего XVIII века текстология активно развивалась.

И текстология, и историко-филологическое изучение Писания наткнулись на противодействие и серьезные дискуссии. Как понимать Sola Scriptura? Не утрачивает ли бесстрастный ученый со своими вечными сомнениями благоговение перед истиной? Но для науки умение поставить под сомнение все, не принимать ничего на веру просто так, постоянно все проверять — это неотъемлемая часть его деятельности, от которой он не может отказаться. Библия для ученого — это прежде всего предмет бесстрастного изучения. Так и получилось, что библеистика вышла из церковных стен и стала самостоятельной дисциплиной.

Развод с церковной верой пережила не только библеис­тика, но и наука в целом. Заложенные в ней (Реформацией же) принципы независимого и рационального мышления отвергали любой авторитет, в том числе и церковный. Ученые и в XVIII, и в XIX веке могли быть верующими и считать свою деятельность служением Богу, но подчеркивали, что в своих научных трудах они сторонники не иррациональной веры, а рационального познания. Другое дело, что верующие ученые стремились примирить науку и веру, заявляя, что это два разных способа познания мира.

Развод пришелся на раннее Новое время, и его последствия никуда не делись сейчас. Другое дело, что эти две сферы человеческой жизни не могут бесповоротно разойтись в разные стороны. Наука не может претендовать (и не претендует) на объяснение смысла жизни; постоянная смена картин мира, вполне естественная для тех, кто во всем сомневается, не дает целостной и твердой картины мира. Вера же, утверждая эту картину, не может закрыться от того, что мышление современных людей требует логики, доказательств, знания о тварном мире. Предпринимаемые попытки скрестить научное и религиозное знание зачастую приводят либо к оккультизму, либо к интеллектуальной нечестности. Наука и религия «развелись» и не могут полностью сойтись, но они могут, к обоюдной пользе, вести друг с другом диалог.


Работает на Cornerstone