Тема
Однажды ученика христианской школы привели в кабинет директора. В учебном заведении пропадали деньги, и все улики указывали именно на этого подростка, чье поведение и до того момента, мягко говоря, не было примерным.
— Ты брал эти деньги? — спросила директор.
— Нет, — естественно, ответил молодой человек.
— Вот видите, — обратилась руководитель к учителям, которые привели мальчика, — он не брал.
— Но он говорит неправду! — возмутились учителя. — Все улики против него.
— Ну что ж, — возразила директор, — нам предпочтительнее ошибиться и поверить, что он лучше, чем есть на самом деле, чем совершить ошибку в обратную сторону и обвинить невиновного!
Я был свидетелем этой истории и понимаю, насколько неоднозначное отношение может вызвать ход мыслей директора школы. Правильно ли позволять себя обманывать? Не сослужим ли мы дурную службу, закрывая глаза на грехи других людей? Разве мы не должны защитить пострадавших от зла во что бы то ни стало? Это лишь некоторые из вопросов, которые возникают в подобных ситуациях. И конечно, эти сомнения правомочны, тем более что позднее выяснилось, что именно этот подросток и воровал тогда. Получается, что директор школы совершила ошибку?
Спустя несколько лет, когда молодой человек уже окончил школу, связь с ним потерялась, а он выбрал путь, далекий от христианских добродетелей, директору неожиданно позвонили:
— Это христианская школа? Такой-то учился у вас несколько лет назад?
— Да, — ответила директор. — А кто вы?
— Я лечащий врач вашего бывшего ученика, он сейчас находится в психиатрической клинике. Не могли бы вы подъехать к нам?
Когда педагог встретилась с доктором, выяснилось, что парень пытался покончить с собой, из-за этого и оказался в больнице.
— Разговаривая с этим пациентом, — пояснил врач причину своего обращения к руководителю школы, — я выяснил, что в его сознании вся жизнь окрашена в черные тона, ничто его не радует и ничто не имеет смысла… Только один период жизни кажется ему светлым — его учеба в христианской школе. Когда я спросил, почему, он ответил, что в него там верили. Я думаю, что будет хорошо, если вы встретитесь и поговорите с ним.
Директор, естественно, откликнулась на эту просьбу, и без преувеличения можно сказать, что жизнь молодого человека с того момента пошла по христианскому пути.
Этот и подобные примеры ставят перед нами вопрос, что значит верить в человека.
Известный австрийский психиатр Виктор Франкл однажды сказал: «Если рассматривать человека таким, какой он есть, мы сделаем его хуже! А если переоценивать человека, давать ему завышенную оценку, мы способствуем тому, чтобы он был тем, кем он на самом деле может быть!» Это выдержка из речи Франкла, произнесенной им в 1972 году, видеозапись которой есть в интернете1. Для наглядности психотерапевт приводит такой пример: пилот самолета должен корректировать свой курс с поправкой на ветер, забирая выше цели, чтобы оказаться там, где нужно. Так и с человеком, поясняет Виктор Франкл: «Если вы допускаете в малолетнем преступнике, наркомане искру поиска смысла жизни, тогда вы вызываете в нем желание стать тем, кем он может стать… Вы должны быть идеалистом, чтобы быть подлинным реалистом!»2
Но насколько такой подход согласуется с христианской антропологией? Ведь Священное Писание говорит о человеке как о существе падшем, греховном, а весь ход человеческой истории все более и более подтверждает, что зло онтологически присуще человеку. Как же в него верить? Да, Бог благ. А вот человек?
Однажды псалмопевец воскликнул: «…что есть человек, что Ты помнишь его, и сын человеческий, что Ты посещаешь его?» (Пс 8:5). Этот полный недоумения возглас родился у царя Давида, автора восьмого псалма, после того, как он созерцал величие Божьего творения, красоту и возвышенность мироздания. «Когда взираю я на небеса Твои — дело Твоих перстов, на луну и звезды, которые Ты поставил…» (Пс 8:4), — говорит он непосредственно перед строками о человеке. На фоне великолепия природы человек не кажется тем, кто достоин такого: «Не много Ты умалил его пред Ангелами: славою и честью увенчал его; поставил его владыкою над делами рук Твоих; все положил под ноги его…» (Пс 8:6).
Но сегодняшнее недоумение совсем другого рода. Мы живем в такое время, когда кажется, что люди в своем могуществе не то чтобы укротили силы природы, но, во всяком случае, в какой-то мере научились покорять пространство и управлять творением. Однако именно этот прогресс и обнаружил, что человек способен абсолютно все поставить на службу собственной эгоистической натуре. После ХХ века, после Освенцима и ГУЛАГа мы вступили во времена великого разочарования в человеке. Эпоха постмодерна равно поставила под сомнение и христианское утверждение о Божьей благости, и гуманистическую веру в то, что человек изначально благ.
Здесь следует сказать, что подлинное христианское богословие никогда не боялось столкновения с «нечеловеческими» страданиями, выпадающими на долю человечества. Теодицея, осмысление Божьей благости в условиях существования ужасающего зла мира, онтологически присуща христианскому мировоззрению. Всегда и везде, начиная Книгой Иова и заканчивая «слезинкой одного ребенка» у Достоевского, христиане утверждали, что Бог добр, не закрывая глаза на творящееся зло, честно принимая реальный мир. Впрочем, это тема другой статьи.
Но христианство тем не менее, как говорил великий христианский философ Николай Бердяев, «есть не только вера в Бога, но и вера в человека, в возможность раскрытия божественного в человеке»3. Но что же это за христианская вера в человека?
Если человека хорошо воспитать, если поместить его в правильную среду, если дать ему хорошее образование, он обязательно будет добрым и нравственным — примерно так упрощенно можно сформулировать светское гуманистическое понимание веры в человека. Или еще одно утверждение, фактически равное первому: когда человек рождается, он как tabula rasa, чистый лист, на котором именно социум выводит доброе или злое, и, если взращивать нейтрального по природе ребенка добром, он будет нравственно чист. Но, если принимать эти утверждения за истину, получится, что вера в человека есть романтическая эфемерная абстракция. Ведь из этих утверждений вытекает, что мы должны верить в того человека, которого еще не существует, в человека светлого будущего (пожалуй, сегодня не осталось никого, кто относился бы всерьез к словосочетанию «светлое будущее»). Либо нужно поверить в того человека, которого уже нет, человека, изначально бывшего хорошим, но испортившегося. Именно такая мечтательная вера в человека и рухнула в ушедшем столетии.
Но христианская антропология говорит не просто о вере в человечество, в гуманность, в некие идеалы. Когда «христианство говорит о человеке, — утверждает протоиерей Александр Шмеман, — оно имеет в виду действительно каждого отдельного живого человека. Ради него, сказано в Евангелии, нужно оставить девяносто девять других людей, он облечен образом и подобием Божиим, он призван к вечности, и потому его судьба, судьба пускай самого незначительного и общественно ничтожного человека, так же важна, как важна судьба вождя, гения, ученого»4.
Обетованием спасения Господь свидетельствует: Он настолько верит в человека, что готов провести с ним вечность.
Причем для христианства не является тайной глубокая и ужасающая испорченность человеческой природы. Например, когда мы читаем по-настоящему христианские произведения Федора Достоевского, нас охватывает двойственное чувство. С одной стороны, никто столь глубоко и последовательно не сумел раскрыть тайные страсти и пороки, гнездящиеся в душе человека, как Федор Михайлович. С другой — Достоевский, на мой взгляд, всегда оставляет читателю надежду, что самые ужасные его герои и самые мелкие души, о которых мы читаем в его произведениях, не потеряны! Не зря же Бердяев говорит о писателе: «Достоевский потерял юношескую веру в “Шиллера” — этим именем символически обозначал он все “высокое и прекрасное”, идеалистический гуманизм. Вера в “Шиллера” не выдержала испытания, вера в Христа выдержала все испытания. Он потерял гуманистическую веру в человека, но остался верен христианской вере в человека, углубил, укрепил и обогатил эту веру»5.
Но что давало Достоевскому силу верить в человека? Убежденность, что каждый может обратиться к Богу, уверовать, ответить на Божий призыв, откликнуться на Божию любовь, и тогда вся его личность озарится иным, небесным светом. Сила веры в человека не в самом человеке, а в его возможности обратиться к Христу.
В притче о блудном сыне перед тем моментом, когда оступившийся молодой человек падает в ноги своему отцу с мольбой о прощении, звучат такие строки: «И когда он был еще далеко, увидел его отец его и сжалился; и, побежав, пал ему на шею и целовал его» (Лк 15:20). Легко представить себе, как пожилой человек каждый день выходил на ту самую дорогу, по которой ушел предавший его сын, и ждал. Ждал, потому что верил.
1https://www.youtube.com/watch?v=VEsQPMbqXHw
2Там же.
3Бердяев Н. А. Русская идея. http://predanie.ru/berdyaev-nikolay-aleksandrovich/book/69708-russkaya-ideya/#toc30
4Прот. А. Шмеман. Вера в Бога, вера в человека. http://www.rp-net.ru/book/articles/bogoslovie/sh-vera-v-boga.php
5Бердяев Н. А. Миросозерцание Достоевского. http://www.krotov.info/library/02_b/berdyaev/1923_018_00.htm
Фото: Gettyimages.ru
