Тема
Мы согласимся с тезисом, что культура общества напрямую зависит от языка, на котором оно разговаривает, и от того, какими категориями и понятиями оперирует. Язык отражает содержание сознания. А на его формирование оказывают влияние различные факторы. В этой статье я хотел бы поговорить о таком факторе, как время, точнее, о том, что оно производит в нашем сознании и как мы его воспринимаем. Почему это важно и, главное, как связано с благовестием?
Чтобы проповедовать Евангелие, его нужно перевести на понятный для социума язык. Так было во всей истории миссионерства начиная с первых веков: чем дальше «от Иерусалима» продвигались благовестники, тем большее количество языков им нужно было освоить. Но у языка кроме пространственного есть еще и временное измерение. Без него нам не будет понятен контекст той или иной культуры. Благовестие распространяется не только географически, но и исторически. Каждая эпоха имеет свой язык, на который должно быть переведено Евангелие. Как у языка какой-либо национальности есть множество диалектов, и говорящие на них порой с трудом понимают друг друга, так и в рамках эпохи есть периоды, языки которых сильно отличаются друг от друга. Чтобы разобраться в причинах этих различий, необходимо исследовать понятие времени.
Зададимся вопросами: а что такое время и для чего оно задумано?
«В начале Бог сотворил небо и землю…» — перед сотворением пространства (или параллельно с ним) было сотворено время. «Начало» как раз означает границу, до которой еще ничего не было, а после — появилась Вселенная. Сотворение времени дало старт истории, которая стала неотъемлемым атрибутом тварного. Но какова же цель времени в замысле Божьем? Во-первых, принадлежность к времени качественно отличает сотворенное вещество от вечного Божества. Во-вторых, в Божьем предведении есть путь, завершение которого венчает Скиния Бога с человеками. Время было дано для воплощения Божьего замысла о человеке. Повеление плодиться, размножаться и наполнять землю подразумевало процесс преображения земли сначала в Эдеме, а потом и за его пределами. Воплощая его, человечество возрастало бы в любви и приближалось к образу Творца.
Грехопадение внесло коррективы в смысл времени, а главное, в то, как падший человек теперь его стал воспринимать. В ткань времени кроме рождения жизни вплелась еще и смерть. И время, которое было дано Богом человеку в помощь, превратилось в главный символ разрыва с Творцом. Подспудное ощущение безвозвратно утекающего времени стало человеку невыносимо. И у него возникла острая потребность объяснить смысл своего существования или понять то, ради чего жизнью можно пожертвовать.
Дохристианское мифологическое сознание черпало это объяснение в цикличности наблюдаемой вокруг природы. Образ рождения, жизни, смерти и последующего возрождения по аналогии был перенесен в сакральную сферу — появились конструкты умирающего и воскресающего божества. Человек нашел себе место посреди круговорота низшего, растительного, и высшего, божественного, бытия. Древнегреческие философы относили время только к эмпирическому миру. Пытаясь заглянуть в первобытие, в начало истории, они видели его в наборе простейших элементов и осязаемых стихий.
Смерть и воскресение Христа разомкнули это циклическое восприятие времени. Теперь оно развернулось в луч, устремленный в Божественную вечность. И если в дохристианскую эпоху человеку было необходимо объяснение своего пребывания во времени, то теперь актуальным стало оправдание такого пребывания. Со времен Сократа человек призывался быть ответственным не только за свои поступки, но и за свое моральное бытие.
Христианская парадигма сформировала в обществе представление о временном континууме как о сменяющей друг друга последовательности прошлого, настоящего и будущего. Если представить это в виде шкалы, то за пределами будущего окажется вечное Царство Христа и Бога. Оно будет «местом оправдания настоящего». Любые радости, тяготы, страдание и в конечном итоге смерть были освящены надеждой будущей вечной жизни со Христом.
Следующую существенную правку в понимание времени внесли Просвещение и следующий за ним период секуляризации. Впервые за полторы тысячи лет христианской истории «точка оправдания» возвращается в пространственно-временное измерение, помещается на временную шкалу. Интересно, что социальные утопии эпохи Просвещения помещали идеальное общество или государство в одной из неисследованных земель. Но после Великих географических открытий, когда почти вся суша была нанесена на карту, утопический идеал переносится из пространственного во временное измерение и обозначается как светлое будущее общественного устройства и гармонии. Это отдаленное будущее поднято на знамена социальной идеологии, на алтарь которой в жертву приносится настоящее. Что это за отдаленное будущее? Оно все-таки достижимо и измеряется расстоянием в два-три поколения. Его девиз «Мы страдаем ради того, чтобы наши дети и внуки наследовали это совершенное будущее». Такой идеал оправдывал жизнь настоящего момента, делал его осмысленным отчасти потому, что высшая цель лежала за пределами единичной человеческой жизни, была больше нее.
А если мы передвинем «точку оправдания» по шкале в «ближайшее будущее» — то, которое лежит в пределах жизни одного поколения? В большинстве своем мы получим вещизм и бытовой материализм, то есть те «блага», которые человек сам себе может позволить сейчас или через несколько лет, зарабатывая на это благо или отрабатывая его. Целью жизни при этом становится просто улучшение благосостояния человека.
Если же оправдывается настоящее — перед нами возникает один из величайших человеческих соблазнов: все ради этого момента. Нет прошлого — оно уже свое отработало, принеся лишь похмелье. Нет будущего — сознанию не за что зацепиться в нем. Есть только «кайф и услаждение настоящего».
Но в истории не раз бывали периоды, когда из времени исчезает смыслообразующая цель. Повисает в воздухе вопрос «чего ради?». Подкошены основания веры, обмануты надежды. В этом часто кроется духовный надлом и разочарование. С другой стороны, раз Бога нет, значит, все позволено! Нет внешнего сдерживающего императива, и страсти вновь требуют моментального их удовлетворения. И все же в такие периоды часто прорывалось Божественное откровение, пробуждая веру и вновь увлекая за собой.
Итак, восприятие времени определяет наше отношение к жизни. Для нас понятно и актуально пространственное измерение. Мы осваиваем его семимильными шагами1. Но так как время на данный момент лежит за пределами наших возможностей, мы очень нерефлексивно к нему относимся. Проще говоря, мы его не замечаем. Как при свете лампочки мы видим освещаемые ею предметы, но на свет как таковой не обращаем внимания, так и в жизни мы видим дела, которые делаем или которые хотим совершить, но не само время. Если же мы не понимаем его суть, мы рискуем пролить его как воду в песок. Время функционально. Здравый смысл объясняет его как протяженность жизни для достижения тех или иных целей. Это верно лишь отчасти — смерть или непредвиденные обстоятельства лишают подобные цели смысла. Тогда в чем главная функция времени? Прежде всего указывать на то, что лежит за его пределами, — на вечность. Далее, оно говорит о конечности существования: есть предел, за который ни человек, ни творение в целом в прежнем качестве не перейдут. Отсюда вытекает относительная ценность человеческих стремлений, планов и дел. А абсолютная ценность задает экзистенциальный смысл существованию. И если мы переживаем об отпущенном нам времени, мы задаем главный вопрос: для чего я живу?
Так на каком же языке разговаривает мир сегодня? На языке, в котором категория вечности перестала быть актуальной, отошла на задний план. Ее не используют, о ней не мыслят. Язык современности полностью принадлежит этой реальности, включая и время. «Они мыслят о земном…»2 — этот тезис можно проиллюстрировать на примере двух близких, но разных понятий: счастья и блаженства. Когда говорим о первом, то чаще всего имеем в виду чувство удовлетворенности от достижения каких-либо благ или от обладания ими. Оно посюстороннее. Блаженство же, по мнению богословов, напротив, есть успокоенность духа, достигшего цели. Но единственная цель, которая может дать такой покой, — это Сам Христос. Понятие блаженства принадлежит к лексикону, описывающему явления духовного порядка. Но им мы в повседневности почти не пользуемся. Такие понятия, как «ад» и «рай», сегодня приобрели функцию описания крайне негативных или позитивных имманентных состояний: «райская музыка», «адская боль».
Характеристикой современного общества можно назвать суетность ума. Суета — замкнутость сознания на посюстороннем. В него не вмещается понятие «вечность». Когда и как это произошло в последние двадцать лет, особенно после невероятной духовной жажды начала 1990-х? На мой взгляд, социальные мир и безопасность, рост благосостояния сделали доступной комфортную жизнь здесь и сейчас. Для общественного сознания это стало западней и искушением мещанством. Даже мы, как христиане, часто рассматриваем нашу жизнь как череду дел и планов, а Царство Божье все больше становится умозрительной абстракцией. Внутри себя мы разрываем земное и небесное, то есть то, что призваны соединить.
Что из сказанного выше актуально для современного благовестия? Во-первых, ему не обойтись без просвещения. Без того, чтобы вновь поднять вопросы о вечности, о смысле, о предельном состоянии человеческой жизни, о том, как мы понимаем время. Язык и сознание неразделимы. Они взаимно влияют друг на друга. Состояние сознания выражает себя в категориях и понятиях языка. Но и обогащение языка способствует изменению и обновлению ума.
Во-вторых, необходимо говорить о предназначении времени. Оно дано для того, чтобы с душой человека произошло очищение, открылась нужда в спасении. Время — необходимое условие, при котором смысл жизни может быть поставлен как вопрос. Отсюда библейский призыв «дорожить временем, потому что дни лукавы»3. Здесь видимое противоречие: время подразумевает равные промежутки (дни), по которым его считают. Тогда оно как целое — добро, а его составные части — зло? В греческом оригинале стоит слово «кайрос» — «время, срок», и означает оно «завершение, окончание какого-то периода». А «день» относится к другому греческому слову — «кронос», что значит «временной промежуток». Итак, человеку следует всегда хранить в памяти конечность своей жизни, потому что именно смерть задает ее смысл. Но если человек застревает в череде дней и ищет оправдание своей жизни в том, что лежит на временной шкале, то он рискует заблудиться в относительных ценностях.
И в-третьих, надо открывать Божий замысел о человеке как сотворенном для вечности. Планы и дела, намерения и достижения, какими бы благими они ни были, лежат во времени и не наследуют Царства Божьего. Если кто-то спросит: «Так что же может оправдать мою жизнь в настоящем?», этот вопрос останется без ответа. Две тысячи лет назад Понтий Пилат спросил Христа: что есть истина? Ответом было молчание Спасителя. Потому что истина не «что», а «Кто». Христос, Сама Истина, стоял перед правителем. Также и здесь: оправдывает не «что»: ни дела, ни поступки. Оправдывает Христос, Вечность, которая вошла во временное и наполнила его смыслом.
1 Перелет В. Чкалова в 1937 году из Москвы в Ванкувер занял 63 часа, а современные разработки в области авиационной техники прогнозируют к 20-м годам XXI века гиперзвуковой перелет по тому же маршруту за три часа.
2 Флп 3:19; в переводе РБО, Благая Весть: «Все их помыслы о земном».
3 Еф 5:16.
Автор: Всеволод Погасий
Фото: gettyimages.ru
