Тема

Советское Рождество

Андрей Десницкий
Журнал/Архив/Номер 52/Советское Рождество

Советское Рождество

Пожалуй, самое удивительное Рождество в моей жизни было в 1986-м или 1987 году, сейчас точно не могу вспомнить — во всяком случае еще до того, как христианские праздники стали частью обычного календаря, а это произошло лишь в 1988 году в связи с тысячелетием Крещения Руси. И самым удивительным в этом Рождестве была его заурядность — его праздновали, как и сто лет назад.

Мы просто пришли в гости к нашей однокурснице, которая жила тогда в соседнем переулке в центре Москвы. За столом собралась вся ее семья. Рядом стояла наряженная елка, но на ней не было никаких советских космонавтов или снегурочек, зато были потертые игрушки из той, дореволюционной, России. Их доставали из года в год, наряжая елку. Мы спели рождественские песнопения и сели за стол. В этой семье Рождество так праздновали весь XX век, начиная с дедушки той нашей однокурсницы, Б. Л. Пастернака.

Именно тогда я понял его знаменитое стихотворение «Рождественская звезда». Оно переносит нас в Вифлеем времен Рождества, но если вчитаться, то скорее переносит Вифлеем прямо к нам. Это морозная снежная ночь (ну какой же это Ближний Восток!) где-то в русской деревне, и вот волхвы шаркают по снегу:

 

«И странным виденьем грядущей поры

Вставало вдали всё пришедшее после.

Все мысли веков, все мечты, все миры.

Всё будущее галерей и музеев,

Все шалости фей, все дела чародеев,

Все ёлки на свете, все сны детворы.

Весь трепет затепленных свечек, все цепи,

Всё великолепье цветной мишуры…»

 

Да при чем, при чем здесь какая-то цветная мишура? Даже и музейные экспонаты, какими бы они ни были сами по себе нужными и значительными, в какое сравнение идут они с Рождеством Спасителя? Но для Пастернака все это было слито воедино именно потому, что с раннего детства он впитал Рождество как часть единой культуры, где цветная мишура ничуть не менее важна, чем «все мечты, все миры», а еще точнее, она от них неотделима.

Христианство значило для Пастернака тем больше, чем старше он становился. Из его стихов самые пронзительные и яркие — те, что посвящены евангельской истории. Но при этом мы даже не знаем, принял ли он крещение. Он часто бывал на церковных службах, но христианство для него, насколько могу судить, было связано с церковной жизнью лишь частично — оно было скорее домашним, интимным, отчасти высокоинтеллектуальным, отчасти — бытовым.

И это было типично для многих в советские времена. Вспоминаю совсем другую сцену где-то уже в начале девяностых… Подмосковный автобус долго и нудно едет до станции, в автобусе бабушка рассказывает историю жизни царя Давида. По рассказу становится видно, что Библию она, скорее всего, не открывала — в ее повествовании перемешаны библейские и совершенно апокрифические истории. Но автобус слушал затаив дыхание, и это была не просто лекция, а вдохновенная проповедь про царя, избранного Богом, и предка Христа по плоти.

Это два очень разных примера, но они говорят об одном. В позднесоветское время можно было ходить в храмы разных конфессий, хоть и с оглядкой, и молиться там Богу, но совершенно невозможно было получить систематическое религиозное образование, кроме как в семинарии (а поступить туда означало отрезать себе все возможности для иной, светской, карьеры). Даже в глубоко верующих семьях о Боге говорили за тщательно закрытыми дверями и учили детей не всякому открывать свою веру. «Да не врагом Твоим тайну повем (поведаю)» — эти слова православной молитвы перед причастием тогда были для каждого яснее ясного.

И все же на Пасху почти все красили яйца, на Рождество старались сесть за накрытый стол возле елки — народные традиции брали свое, пусть на самом низовом, примитивном уровне. Православные традиции передавались из поколения в поколение, а еще точнее, через поколение. Обычная картина: родители занимают ответственные должности, состоят в коммунистической партии, им нельзя крестить своих детей и водить в церковь. Это делают бабушки — они уже на пенсии, с них спроса нет. И вот они вспоминают, что им в их собственном детстве рассказывали бабушки… А дома, в которых христианская традиция сохранялась непрерывно на протяжении десятилетий, как в семье Пастернаков, были редчайшим исключением.

В шестидесятые и особенно в семидесятые появился еще один «канал передачи» — русская культура. Реставрировались и открывались храмы Золотого кольца России, режиссер Андрей Тарковский снимал свой фильм про великого иконописца Андрея Рублева. Люди, желавшие приобщиться к прошлому своего народа, открывали, что у истоков его культуры стояли не Маркс и Энгельс, а пророки, евангелисты и апостолы.

Христианство — это вера в воплощение. И получилось так, что, когда в СССР невозможно было говорить вслух о его божественной стороне, именно воплощение христианских идеалов в национальной культуре стало привлекать людей, приводило их ко Христу и в церковь. А культура бывает разной — и элитарной, и простонародной.

Разумеется, у этого процесса были и свои негативные стороны. Такое христианство рисковало стать или сплошь эстетским, или сплошь фольклорным. Его легко было соединить с совершенно иными идеями, например националистическими. Последствия мы видим и по сию пору.

Сегодня мы живем в совершенно иных условиях: возможности для передачи христианских традиций, для проповеди о Христе почти безграничны. Но мне иногда не хватает тихого, домашнего христианства тех времен. Сегодня нередко бывает так, что проповедь христианства падает на неподготовленную почву и, как семя из притчи о сеятеле, не приносит всходов. Этой почвой становится прежде всего культура, от народной до высокой, культура, которая вбирает в себя элементы христианства и сохраняет их даже во времена гонений и преследований.

 

Автор: Андрей Десницкий
Фото: wikipedia.org

 


Работает на Cornerstone