Интервью

Все пространство наполнилось красотой

Екатерина Гуляева
Журнал/Архив/Номер 48/Все пространство наполнилось красотой

C Юрием Сипко, пастором церкви ЕХБ, экс-председателем Союза евангельских христиан-баптистов, беседует Екатерина Гуляева

 

Все пространство наполнилось красотой

— Расскажите, пожалуйста, как впервые вы встретились с Богом. Какие были у вас ощущения, чувства?

— Я вырос в семье верующих, но пришел к Богу как блудный сын. Это было 14 июня 1976 года — незабываемый день. В тот день я почувствовал острое, я бы сказал, судьбоносное прикосновение Бога и понял, что приду к Богу или сейчас, или никогда.
С точки зрения мирского бытия до покаяния у меня была прекрасная жизнь: красивая жена, двое детей, мы жили тогда в Якутии, на Севере. У нас была квартира, там было тепло и хорошо, можно было говорить и о карьерной перспективе.

Но советские идеалы предлагали примитивное видение жизни, и сегодня, кстати, мы пожинаем плоды того безбожного посева. Мы сеяли зло, ложь, мы выдавали превратную и бессмысленную коммунистическую идею всеобщего блага — все мы видели то, как она реально воплощалась, — за какое-то чуть ли не откровение. Мы как цари и боги стремились разрушить до основания весь мир, а затем как бы пытались строить какой-то новый мир. Помните: «Кто был ничем — тот станет всем»? Мы жили в этой иллюзии. Но душа оставалась опустошенной, ощущала бессмысленность и бесперспективность бытия, конечность этой биологической жизни.

Почему сегодня в нашей стране так много самоубийств? И если прибавить ко всему этому алкоголь и наркотики — ведь это тоже самоубийство, только медленное, — то получится, что у нас в стране самое большое количество самоубийств в мире. Мы занимаемся самоуничтожением. И я тоже когда-то жил в этой реальности. Меня останавливало то, что я все-таки думал о своей посмертной участи. Вот Бог призовет меня и спросит о моей жизни. Душа и дух — данная нам удивительная реальность — заставляли меня думать об этом.

Я понимал, что со смертью мое бытие не кончится, помните у Пушкина: «Нет, весь я не умру, душа в заветной лире мой прах переживет и тленья убежит»? И когда наконец я сказал Господу: прости меня, меня объяла такая любовь, такая полнота спасения, такая свобода — я был готов объять весь мир. Этого не передать словами. Моя радость была незнакомого мне происхождения, она укоренилась где-то внутри меня, изменила мои чувства, все пространство наполнилось красотой. Таким было открывшееся мне лицо Божье. И во мне отразилась в тот момент эта Божественная полнота. Эти слова не дерзость с моей стороны, это истина. Я находился в греховном состоянии, но, когда я открыл душу Богу, вдруг все поменялось. Я это помню до сих пор, хотя тому уже сорок лет без одного.

— Не сопровождало ли вас по жизни ощущение, что над вами есть некая Высшая сила? Если да, то в чем это выражалось?

— Мне было 16 лет, когда я уехал из дома в Омск — учиться. Родительский дом был христианским, отец был осужден за веру, дома читали Писание, вместе молились. Я понимал рассудком свою ответственность за прожитое, это было всегда. И, когда я находился в самом низком своем состоянии, хотя это было недолго, реальность Божьего присутствия всегда меня сдерживала.

— Есть Священное писание, наставления, которые нам оставил Господь. Зачем еще нужно личное общение с Ним?

— Мне кажется это противопоставление не совсем корректным. У меня тогда такой вопрос: а зачем Книга нам дана? Для того чтобы нас из состояния падшего, из состояния духовной смерти вернуть в присутствие Бога и в отношения общения с Ним.

Писание открывает нам, как Бог творит землю и человека по образу Своему и подобию, Бог вдохнул в лицо человека дыхание жизни. Потом человек утрачивает подобие Божие, нарушив Его заповедь, и земля получает проклятие за грех человека. Затем, когда Каин убивает Авеля, произносится проклятие Каина: ты, Каин, проклят от земли. Происходит страшное, трагическое размежевание Бога, который дал человеку всю гармонию мира, и человека, утратившего Божий образ. Теперь уже мы видим проклятие земли и проклятие наследия Адамова. Затем происходит убийство Каина, которое в геометрической прогрессии умножает проклятие. Это проклятие умножается поколениями людей. Все мы сейчас находимся под спудом этого многократно помноженного проклятия.

В Писании мы узнаем о Законе, он — детоводитель к Христу, как говорит Слово Божие. Закон вскрывает суть моей трагедии, суть моей безбожной жизни и открывает мне Бога, который не столько строгий Судья, карающий меня за мои преступления, но любящий Отец, и Писание возвращает меня к личным отношениям с Богом: вы теперь дети Божии, но еще не открылось, что будем, а будем подобны Ему, увидим Его как Он есть. Я переживаю как реальный процесс это библейское откровение. Да, я могу говорить с Богом, как Христос научил нас, называя Его родным Отцом. Это нельзя передать, как это важно в любых, порой трагических, обстоятельствах, ощущать то, что Отец рядом с тобой. Бывают обстоятельства, когда книжку раскрыть нельзя и нельзя прочитать там слова Бога, поэтому очень важно то внутреннее единение с Ним, которое всегда с тобой.

Мне видится, что Священное писание открывает тот шлюз, которым мы от Бога отгорожены. Люди порой испытывают друг к другу недоверие, неприязнь, а с Богом таких отношений нет.

Но, безусловно, есть моменты, когда «буква убивает», как говорит апостол Павел. До Христа надо было сверяться с буквой закона, во Христе открывается совсем новое отношение к миру: «все мне позволительно». Мы имеем ум Христов. Войти в такое состояние, безусловно, непросто.

— Бывали ли случаи, когда Бог кардинально менял принятое вами «единственно правильное» решение?

— У меня было много ошибок — я же человек. Мне приходилось и сейчас приходится просить прощение за мои ошибки у жены, у детей, у близких мне людей. Но я никогда не утверждал своего права на какое-то единственно правильное видение проблемы, я старался всегда оставлять место Богу в принятии решения: не как хочу я, а как Ты. Как говорил один герой Горького, меня мяли много, поэтому я мягкий. (Смеется.) Чтобы я настаивал на чем-то, чтобы пришлось ломать и рушить все — вот этого, слава Богу, не было. У меня нет таких сил.

— Бога не слышно. Каким образом можно услышать Его голос? Об этом часто упоминает Писание.

— Нужно, конечно, иметь чуткий слух, но речь идет об особом слухе — духовном. Иногда этот голос называют совестью. Когда речь идет о принятии решения, важно прислушиваться к тому, что говорит Бог. Я до сих пор помню, как я должен был принимать участие в одном решении, — Бог говорил мне тогда, но я не обратил внимания на яркое прикосновение Бога к моему сердцу, на это невербальное и необъяснимое прикосновение. Я ясно понимал, что тот шаг не надо было делать в то время. Но шаг был сделан, и закончилось все очень трагично и печально. Я до сих пор вспоминаю это и думаю, что дух послушания и смирения надо возделывать, на Господа Бога надо уповать, а не на разум свой, как и говорит нам Писание.

    Помните, Илия оказался в горах, и Господь наставлял пророка: «…Господь пройдет, и большой и сильный ветер, раздирающий горы и сокрушающий скалы пред Господом, но не в ветре Господь; после ветра землетрясение, но не в землетрясении Господь; после землетрясения огонь, но не в огне Господь; после огня веяние тихого ветра, [и там Господь]» (3 Цар 19:11–12). А это значит, что слушать Божий голос душа может, пребывая в тишине.

— Но современный мир стремителен, в городе шум стоит такой, что не слышно ни чириканья воробьев, ни резких криков стрижей. Все куда-то торопятся, бегут. Что бы вы посоветовали человеку, который все-таки хочет узнать Бога, услышать Его голос?

— Даже в городском шуме есть возможность у человека уйти в себя, в тишину своей души, и поговорить с собой. Конечно, надо выключить телевизор. Что касается меня, то я гуляю по московским улицам, грязно, конечно, выхлопные газы, шум машин. Но, могу сказать, я полностью отстраняюсь от этих шумов, я размышляю о Боге, размышляю о себе, о своей семье о детях. Иногда так увлекаюсь, что разговариваю вслух.

— Несмотря на огромное скопление людей город располагает к одиночеству. Почему?

— Как говорил Ломоносов, «Вселенная пред нами беспредельна, но беспредельней все-таки душа». Человек — это космос. Какофония города, конечно, привлекает, но удовлетворить человека не может. Бесчувственная, бездушная, бездуховная суета не приносит человеку радости, ему неуютно в этом бессмысленном столпотворении.

Но нужно возделывать собственный мир. Мне тоже все это очень тяжело. В Москве я люблю зайти в какой-нибудь дворик, скверик, чтобы ощутить связь с землей, с небом.

Все пространство наполнилось красотой

Человек — существо социальное, ему нужна живая связь с людьми, ему нужно окружение, атмосфера принятия, где он себя может проявить. Бог наделил человека величием, достоинством, а в городе человек раздавлен высотными домами, грохотом и гулом машин. Все суетятся как муравьи, заняты своими проблемами, и до другого никому нет дела. С одной стороны, город собирает все ресурсы, а с другой — человек в нем испытывает страшное одиночество: бизнес, политика, нет душевных отношений. Еще Пушкин говорил: «Всяк суетится, лжет за двух, и всюду меркантильный дух…» Как человек может чувствовать себя комфортно в такой атмосфере?

— Я читаю книгу, основой которой послужили письма Микеланджело. Он пишет, что знаменитый Савонаролла своими обличающими проповедями сделал жизнь Флоренции такой мрачной, что люди были рады, когда в город вернулась обычная жизнь. Как совместить веру и радостное отношение к жизни? Или эти два понятия несовместимы?

— Савонаролла жил все-таки давно, и итальянцам по природе свойственна радость. Это южный народ, веселый, бесшабашный. Конечно, контроль Савонароллы лишал их свободы. Если говорить о России, то у нас контроль был тотальным. Мы его даже и не замечаем, но компенсируем — безудержным пьянством, злобной матерщиной. Потом такое общество входит в церковь. И естественно, что комиссарские черты характера люди приписывают Богу. В понимании людей Бог зачастую занимал место «любимого вождя». Он представлялся им суровым, карающим за любой проступок. Детям все время говорили: «Боженька накажет!» Я думаю, что в душе у людей присутствовала одна-единственная модель восприятия Бога — карающего! А как же Бог, который любит, который, наоборот, прощает?

Без Бога человек живет в застенках, а Бог приглашает: выходите из застенка в свободу, которую Я вам даю! В свободе Божьей — прощение грехов, любовь. Я как христианин испытываю радость настоящей свободы! Вера как раз и есть радость. Эти два понятия, «вера» и «радость», — синонимы. «Некогда чужие, мы теперь друзья, близкими мы стали кровию Христа» — так поем мы в церкви. Эту радость не передашь словами, мы приходим в церковь Божию, и, как мы снимаем пальто, мы снимаем страх, напряжение, одиночество, встречаемся со своими братьями и сестрами, друг друга обнимаем. Это другой мир! Это настоящая, неподдельная, непреходящая радость. Но я думаю, что в русской традиции есть и другие церкви — мрачные, где не умеют улыбаться, и их много.

— Зачем верующему человеку нужны церковь и причастие?

— Если человек уверовал по-настоящему, то для него дух Божий и воля Божья являются определяющими. А Дух Божий говорит, что если мы ходим во свете, то имеем и общение друг с другом, и Кровь Иисуса Христа очищает нас от всякого греха. Это должно идти изнутри. С самых первых дней церковь собирается не потому, что кто-то так установил или решил, а потому, что христиане горят желанием поделиться своей верой, помолиться вместе Господу: «…где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Мф 18:20) Причастие также невозможно самому себе совершить. Здесь нужна атмосфера близости всех верующих в церкви. Причащаемся от одного хлеба — становимся одним телом. Эта тайна причастия проявляется в том, что верующие нуждаются друг в друге, служат друг другу. Принимая хлеб в общине, я показываю, что я с ней связан, как мука перемолотых зерен смешана и соединена в этом хлебе. Всё, ни одно зернышко больше отделить нельзя. Вот так возвещайте миру, что кровь Христа очистила нас от греха и соединила, упразднив все наши различия и сделав частью великой Божьей семьи.

Только если уверовавший человек находится в заключении или в каком-либо удаленном месте, он вынужден находиться в одиночестве. Но и тогда он стремится найти верующих и пообщаться с ними.

Я слышал свидетельства бывших узников за веру, что, когда они, христиане разных конфессий, встречались в тюрьмах, единственным, кто вставал между ними, был Христос, и они все вместе молились Богу. Единение людей в церкви — это то, к чему стремится возрожденный дух.

 

Интервьюер: Екатерина Гуляева
Фото: из архива ХЦ «Возрождение», gettyimages.com


Работает на Cornerstone