Тема
Говорить о вере можно по-разному, не случайно и апостол Павел упоминал «языки человеческие и ангельские». Ангельскими мы не владеем, да и не нужно нам ими владеть, но все ли так просто и с языками человеческими?
Человеку неискушенному часто кажется: да, все просто. Достаточно поговорить с человеком на языке, который он понимает, и можно будет объяснить ему абсолютно все, что только захочется. Но не всегда это удается. Человек может воспринимать информацию, но при этом она обязательно ложится на существующие у него представления о мире. Например, когда люди из малых народов России слышат или читают Библию на русском языке, они обычно способны понять написанное, но воспринимают это как рассказ о «русском боге». Дескать, у каждого народа есть своя вера, у нас такая, у русских — другая. И порой только перевод Слова на родной язык способен убедить такого человека, что Христос спасает людей вне зависимости от их национальности.
Но легко ли сделать такой перевод? Язык не просто средство общения, он выражает определенный опыт народа; за каждым словом стоит некое понятие. Например, буддисты (буряты, тувинцы или калмыки) легко согласятся, что каждый человек грешен и нуждается в спасении. Но под грехом они будут понимать причинение страданий живому существу: зарезал барана — тяжко согрешил. А спасение будет для них означать выход из череды перевоплощений, растворение в Абсолюте. Конечно, все это мало похоже на христианский взгляд.
Но даже понятие греха есть не у всех народов. Один из западных миссионеров, работавший в 1960‑е годы среди племен Новой Гвинеи, у которых еще существовало людоедство, рассказывал в своей книге, что пересказ Евангелия был понят ими совершенно не так, как он ожидал. У них не было такого понятия, как «предательство», и в Евангелии им больше всего понравился… Иуда: он выбрал удачный момент и отправил на смерть доверившегося ему Иисуса — вполне нормальная практика для этих людей.
Миссионеру пришлось искать какой-то эквивалент в собственной культуре этого народа, чтобы передать Благую Весть. И он нашелся. Оказалось, что бесконечную вражду между двумя деревнями в этих краях прекращают так: одно селение дает другому на воспитание ребенка, которого называют ребенком мира, и он выступает как заложник. Но если с ним что-то случится, то его родичи пойдут на это селение войной. И вот миссионер рассказал своей пастве: человечество поссорилось с Богом, и Бог дал человечеству Своего Сына как «ребенка мира». Люди убили его, но Бог их простил. И папуасы прекрасно поняли такую проповедь, оценили глубину Божьего милосердия и ценность жертвы Иисуса.
Мы, конечно, живем в совершенно ином мире, всем прекрасно известно, что Иуда — гнусный предатель, и слова из христианского лексикона у всех на языке. Только как употребляет их современный мир? Откроем любой глянцевый журнал и увидим, что «искушение» — это что-то очень дорогое и желанное, не всякому по карману, а «духовность» — такой винегрет из самых разнообразных учений, в основном оккультного характера. Во что порой превращается слово «любовь», не стоит и вспоминать.
«И, как пчелы в улье опустелом, дурно пахнут мертвые слова», — сказал о такой инфляции смыслов поэт Николай Гумилев. И если проповедник будет употреблять самые замечательные слова, которые живы для него, но уже мертвы для аудитории, ничего не получится. А если придется сначала устанавливать точное значение слов, для самого главного может не остаться времени.
Не случайно христианская проповедь никогда не ограничивалась прямым провозглашением истин: «покайтесь, ибо приблизилось Царствие небесное». Да, нужно сказать и это, но что делать с людьми, для которых само «Царствие» — или абстрактное понятие, или такое место на небесах, где праведники в белых одеждах сидят на облаках и играют на арфах?
Иисус сталкивался с той же самой проблемой. Даже ближайшие ученики интересовались, когда это Он установит Свое царство, прогнав римлян, и кого назначит первыми министрами. А Он в ответ рассказывал им притчи, очень разные, зачастую удивительные, заставляющие людей думать о самой сути Царства, пересматривая свои былые представления. Часто именно образная речь помогает человеку усвоить смысл: пусть она лишена терминологической точности, но проникает в самое сердце человека, заставляет его размышлять и искать свой собственный ответ.
А ведь нередко христианская проповедь сводится к повторению стандартных вопросов и заученных правильных ответов. И что это дает? Некое чувство надежности, правильности. Но вдруг встанет перед человеком нестандартный вопрос, непредусмотренная ситуация, и вера его может увянуть, потому что не имеет корня. Видите, приходится и мне объяснять свою мысль через образ.
Образы могут быть не только словесными. Не случайно во все времена у христиан существовало и изобразительное искусство. Конечно, здесь есть опасность, что люди начнут почитать сам образ вместо Бога, но к словам это относится в той же самой мере: люди могут даже убивать друг друга из-за словесных формулировок, которыми они описывают свою веру. В истории было немало тому примеров.
И сегодня христианская проповедь может быть выражена в новых формах, например в кино. Да, существуют экранизации библейских историй, но проповедь не обязательно сводится к пересказу Библии. Приведу только один недавний пример — фильм «Петя по дороге в Царствие Небесное». В самом фильме ничего не говорится о Боге, он вообще показывает нам мир, откуда это понятие было, кажется, изгнано: 1953 год, заполярный рабочий поселок, по улицам которого водят на работу заключенных. И в этом поселке живет слабоумный паренек по имени Петя, беззлобный, живущий, по сути, по заповедям Евангелия, которых он никогда не читал. И посмотрев этот фильм, мы можем сказать себе: оказывается, требования Нагорной проповеди вполне исполнимы, даже в таких тяжелых условиях, и вовсе не нужно тут обладать великим интеллектом или могучей силой!
Конечно, при столь творческом подходе нужны чувство меры и подлинное смирение, чтобы говорить о Евангелии, а не самовыражаться за его счет. Впрочем, это касается любой проповеди, только в случае с произведением искусства больше соблазн самовыражения.
Но так мы подошли к еще одному сложному вопросу: а до какой степени должен проповедник приспосабливаться к понятиям и обычаям аудитории, переходить на ее язык? Когда-то Церковь стремилась сохранять особый, священный язык: в Западной Европе это была латынь, заимствованная из Римской империи, в России — церковнославянский язык. Создатели славянской азбуки братья Кирилл и Мефодий в свое время не только придумали буквы, но и заимствовали из греческого языка множество слов и конструкций. Церковно-славянский, по сути, был специально созданным для нужд церкви языком. В таком подходе есть свои преимущества: для всех явлений и понятий находятся свои особые слова, они наделяются нужным смыслом и не смешиваются с простым разговорным языком. Скажешь «оправдание верой» или «благоволение» — и это уже точный термин со строго определенным значением.
Но такой язык не всегда понятен людям, а главное, он может увести разговор о вере в некие заоблачные выси, не имеющие прямого отношения к жизни на земле. Поэтому в последнее время все большее распространение получают переводы Библии на простой разговорный язык и проповеди, произнесенные на таком языке. На Западе выпускаются уже переводы на «базовые» версии английского, немецкого, французского и других языков с очень ограниченным словарным запасом и упрощенными синтаксическими конструкциями. Они предназначены для тех людей, которые не владеют в должной мере языком своей страны: недавних иммигрантов, умственно ограниченных людей и т. д. Они тоже нуждаются в Слове Божьем, но здесь можно задуматься: а нужен ли им перевод полной Библии, или лучше подготовить для них краткий пересказ самых главных ее частей? Ведь подобный «базовый» подход неизбежно ведет к упрощению, а порой и к достаточно спорным трактовкам неоднозначного библейского текста.
Наверное, тут невозможно предложить один рецепт для всех и навсегда. Многообразие человеческого опыта, разница в характерах, происхождении, образовании требует, чтобы разговор с разными людьми шел на разных языках, и не только в лингвистическом смысле этого слова. В этом разнообразии — еще одна грань удивительной свободы, которую открывает человеку христианский взгляд на мир.
Автор: Андрей Десницкий
